А.П.Сигалёв, В деревне Софряково

Походы
	Заветное местечко
	•	Разное

•

Рекламка
(доска объявлений)

•

Купи фотку
Продай фотку

•

Кулинария микро

•

Мой Мир

А.П.Сигалёв
В деревне Софряково

Мои воспоминания о детских годах жизни в деревне Софряково в трудные военные годы «живут» своей жизнью на сайте в Интернете.
На отклики я не рассчитываю, хотя в глубине души имею робкую надежду на отклик своих земляков.
Однако, побывав несколько лет назад в родных краях и познакомившись с их жизнью, я понял, что этого не будет.
Моих сверстников уже нет в живых, а новое поколение разбежалось в поисках лучшей жизни по разным городам.
Зимой жизнь в Софряково замирает, в деревне остаются только несколько человек преклонного возраста.
Откликаться, к сожалению, некому. Мои сверстники «уехали» в места, откуда не «возвращаются».
Нынешнему молодому поколению, приезжающему летней порой на родину, откликаться не интересно. Взгляды на жизнь, имеющиеся материальные и духовные ценности иные и мы для них люди из другой эпохи.
Однако, в мае 2011 года неожиданно откликнулся Паршин Михаил, это сын Петьки Паршина, как мы его тогда звали, который всегда в разговоре с нами, ребятами, любил прихвастнуть, побахвалиться. Вспоминая, сейчас я бы такую оценку ему не дал. Мы жили в нищете без отцов, ничего у нас не было. После войны отец Петьки два раза приезжал на автомашине и привозил домой различные вещи. Петька был горд за своего отца. Это было вовсе не бахвальство, а всего лишь детская законная гордость за него, но не понимаемая тогда нами.
Но на нас, ребят, действовала она угнетающе. Припоминаю, придя домой и рассказывая матери, я всегда от обиды горько и отчаянно плакал. Мне было больно за то, что у меня нет отца и нет того, что есть у Петьки. Видимо, другие ребята, переживали так же, как и я. Хотя мы все играли вместе, но настоящей ребячьей дружбы у нас с Петькой не было, что-то мешало нашему сближению. В деревне все жили открыто, но в его доме я ни разу не бывал.
Петин отец, дядя Федя, видимо, был человеком умным и дальновидным. В колхозе все работали бесплатно, за «палочки» (трудодни), но его работающим в поле я никогда не видел, он работал в Шатуре и его семья всегда жила в достатке. Точно не знаю, но в деревне говорили, что работал он в торговле.
Его дом с резными наличниками, сравнительно большими несколькими окнами, приветливо смотревшими на улицу, выглядел в то время ухоженным, аккуратным, привлекательным.
Недалеко от дома находился с журавлём колодец, но за водой ходили за родниковой, росли также три или четыре (?) громадных, высоких тополя. Всё было внушительно, добротно.
Мама Пети, тётя Наталья, была, как вспоминается, женщиной со слабым здоровьем и в колхозе не работала. Припоминаю, как ей завидовали измученные тяжёлой работой женщины, работающие из-за страха, что могут отнять приусадебный участок, единственное средство для существования.
Весенней порой, когда распускались зелёные клейкие листочки, дядя Федя всегда приносил ей свежесрубленные берёзки с целью устройства ванн для ног. У неё болели ноги.
Доставку срубленных берёзок, я вспоминаю отчётливо: идёт дядя Федя, в одной руке держит топор, а в другой руке несёт несколько молодых берёзок с яркими, на фоне прошлогодней пожухлой травы, зелёными листочками.
Участие Петьки в работе на колхозных полях на лошадях, я не припоминаю. А вот любимое наше занятие ранней весенней порой, когда распускались листочки, хорошо запомнил.
Гурьбой, все ребята, в том числе и Петя, уходили мы в ближайший лесок, залезали на молодые тонкие берёзки, они гнулись и мы спускались на них на землю. Припоминаю и случай с Петей, когда берёзка сломалась и он, не успев высвободить ноги, со всего размаху упал спиной на землю. От боли он катался по земле, отчаянно кричал, плакал. Мы все сбежались, перепуганные к нему, растерянные, не зная, что делать. Затем с воплями он убежал домой. Чем это всё закончилось впоследствии, я не знаю.
Недалеко от дома дяди Феди, посередине улицы был выкопан небольшой пруд. Зимней порой от занесённого снегом его берега делались пологими и мы проводили много времени там, катаясь на так называемых «лодках», состоящих из доски, с намороженным льдом с навозом её нижней поверхности.
За околицей, там, где было колхозное картофелехранилище, мы катались на лыжах. Летней порой все ребята работали, маленькие в огородах дома, старшие - в колхозе на лошадях.
Петя был, видимо, моложе меня. Совместную учёбу в школе я не помню.
Далее, наши жизненные пути разошлись. Из деревни Софряково я уехал в 1948 году и с Петей больше не встречался. Приезжая иногда в деревню к своей маме, расспрашивал её о нём, но он уже жил в деревне Савино. Как сложилась его жизнь, мне неизвестно.
Напротив дома Паршина Фёдора, чуть наискосок, на другой стороне улицы стоял небольшой приземистый старый дом, в котором жили. видимо, пожилые его родители. По своему малолетству, в моей памяти это не уложилось, но помню, дядя Федя к ним всегда ходил. Около дома стоял сруб для нового дома, уже с почерневшими от времени брёвнами.
На другом конце деревни жили ещё Паршины. Один из них, кажется, Николай, во время войны был председателем колхоза. Ночной порой, верхом на лошади, уезжал он куда-то в леса, говорили, что организовывают партизанский отряд. Затем он работал шофером на колхозном «Студебеккере».
С другим Паршиным, глухонемым, случилась трагедия. В деревне говорили, что девушка не согласилась стать его женой, он и сделал попытку её застрелить из обреза, но неудачно. Она была изуродована, но осталась жива, но сам он застрелился.
Это произошло зимой. Днём было метельно. Он лежал за деревней недалеко от дома Сидоровых около тропинки, протоптанной в снегу в сторону деревни Дылдино. Непокрытая голова с тёмными волосами, без шапки, была занесена снегом и он был окрашен в розовый цвет.
Нас было несколько ребят и мы ходили к нему смотреть. Возвращались мы в деревню, потрясённые увиденным. Для расследования случившегося приезжали следователи на настоящем рысаке тёмной масти, запряжённого в санки, какие мы видели только в кино. Их было трое. Рысак был мокрым от пота и один из приехавших укрывал его попоной.
Паршин, кажется Владимир, женившись на Коротышевой (которая хорошо умела играть на гармошке), стал жить в середине деревни, где напротив этого дома, на другой стороне улицы, стоял старый маленький кирпичный дом.
Припоминаю, как на спор с Тряпицыным Петром, Паршин Николай оставил его без усов. Кто-то из них должен был вскочить верхом с земли на лошадь. Этот случай забавно всех в деревне повеселил.
С правой стороны дом дяди Феди соседствовал с сараем моего деда Захара, причём расстояние между ними было всего 1,5 - 2,0 метра. С крыш этих строений во время дождя в этот промежуток лилась вода. Дядя Федя постоянно конфликтовал, опасаясь, что от постоянной сырости будет гнить стена его дома.
Слева между приусадебными участками дяди Феди и Тряпицина Петра была узкая полоска огорода без строения. Эта полоска, как пограничная полоса, спасала этих двух соседей от конфликтов и они жили мирно.
Напротив дома дяди Феди, на другой стороне улицы, был домик Вани Чуркина. Вернулся он с фронта с ампутированной ногой и занимался ремонтом обуви для жителей деревни. Жил он, кажется, один, был очень компанейским, играл на аккордеоне. К нему всегда ходил народ, все его любили и тянулись к нему на посиделки. Но жил он в деревне недолго, его подкосило тяжёлое ранение.
Перед домом, кроме могучих тополей, больше ничего не было, улица была свободной, заросшей мелкой травкой с гуляющими по ней курами.
Обстановка была спокойной. Ничто не нарушало размеренной деревенской жизни и тишины.
Мне идёт уже восьмидесятый год, вспоминать трудно, охватывает до последней клеточки волнение. Беспокоит, не допустил ли где неточности, ведь события происходили так давно.
Думаю, что этими воспоминаниями о дедушке Феде, бабушке Наталье, Пете из семейства Паршиных и других не потревожу о них памяти.