Посвящаю моей сестре
Афанасьевой (Сигалёвой)
Полине Петровне

Малая Родина

    Написанное представляет как бы отчет о кратковременной поездке на Малую Родину более сорока лет спустя. Ожидать от него полного описания не приходится, так как находился там немного более двух часов. Почувствовать, ощутить себя. находясь в той обстановке, мне кажется, можно. Если это произойдёт, то буду считать, что я свой долг перед родными выполнил.
    Заниматься «литературными упражнениями» очень мешает зависимость, непонимание, порой враждебное отношение к моему занятию, которое требует выражения своей позиции к окружающему. Особенно это относится к людям, чей интеллектуальный уровень очень низок или находится в зачаточном состоянии.
    Иногда это удаётся преодолеть и приносит удовлетворение, а порой удивление, как смог связать два слова так, что они начинают звучать для меня по новому.
    В настоящее время этим и живу, стараясь не обращать внимания на злопыхателей и недругов, а прислушиваться к мнению доброжелателей.
В этом материале могут быть неточности. Ведь память - это не архивный материал, где всё записано и подписано, в ней данные могут лежать на другой полочке и страницы могут быть даже слегка перепутаны.

М  а  л  а  я    Р  о  д  и  н  а
 Деревня Софряково
Встреча с памятью моего далёкого
и навсегда ушедшего детства

    Посетить места своего детства, мою Малую Родину, деревню Софряково, что расположена на полпути между Орехово-Зуевом и Шатурой, я мечтал очень давно. Решение съездить туда укрепилось, когда старший сын Вячеслав заверил меня, что на машине можно съездить к сестре Полине на Карельский перешеек. Ей уже 84 года, она на Малой Родине не была почти 50 лет. Подумалось, что хорошо бы совместить поездку в Софряково и к Полине на Карельский перешеек. В Софряково сфотографировать всё, что сохранилось узнаваемым, обработать фотоматериал и в качестве сувенира, сюрприза передать Полине.
    В средине августа 2006 года, приехав из Венёва в Москву, я позвонил сыну и высказал свою просьбу организовать поездку в Софряково. Получив в понедельник от него согласие, стали мы с женой ждать, когда к нашему подъезду будет подана машина. В ожидании прошёл вторник, прошла среда, минул четверг. Ночью, на исходе четверга, нам было сообщено, что в пятницу в 10 утра машина будет подана.
    В ожидании предстоящей встречи со своим давно и навсегда ушедшим детством, в моей памяти всплывали, как панорамные картины, окрестные леса, поля, окружающие болота, видимые соседние деревни, улица с колодцами, с «журавлями», с гуляющими по ней курами и склёвывающих мелкую гусиную травку. Над всем этим миром, издали, смотрел свысока купол деревянной церкви.
    В ночь с четверга на пятницу меня одолевали мысли, воспоминания, я плохо спал, волновался, переживал.
    В 9:45 утра мы были на улице. Сердце стучало с перебоями, то нормально, то как-то тихо, пришлось что- то принять. Прошёл час ожидания - машины нет. На небе хмуро, накрапывает дождь. В ожидании проходит ещё час. Солнца нет, сеет мелкий, осенний дождь, холодно. В голове появляется дума, что всё сорвалось и поездки не будет.
    Жить в зависимости от других очень плохо, связан по рукам и ногам, находишься в беспомощном состоянии, не можешь что-либо предпринять. Быть пожилым и в зависимости - плохо вдвойне.
    Наконец, в час дня прибыла машина. Вслух ни о чём не говорили, но думалось: куда едем так поздно, ведь там нас никто не ждёт, да и дорога очень дальняя.
    Сели в машину, хлопнули дверцами, поехали.
    Водитель, молодой мужчина, спросил меня, по какой дороге ехать, на какой город держать направление.
    - Когда я был молодым и ездил на мотоцикле, то ездил по Горьковскому шоссе, ответил я и показал на карте, где находится деревня Софряково.

    Однако, он поехал другими дорогами, узкими, забитыми до предела машинами. Ехали долго, было неинтересно. Оживление у нас было, когда проезжали через город Гжель. По обеим сторонам улицы много развалов с фарфором, расписанным в голубые цвета. Времени рассмотреть что-либо, к сожалению, у нас не было.
    Обрабатываемые поля, как когда-то было раньше, к дороге нигде не подступали, кругом по сторонам стеной стоял кустарник. Проезжая через деревни, кое-где были видны выставленные на продажу тыквы. Проехав более ста километров, обрабатываемых полей мы так и не увидели, что у меня оптимизма не прибавилось.
    Наконец, показался около Шатурторфа перекресток с указателем «Ликино-Дулёво». Это означало, что до Софряково осталось всего 10 километров, а знакомого пейзажа, увы, нет. Направо, налево - полей нет, кругом стеной стоят кусты, лес. Шоссе заасфальтировано, дорога ровная, хорошая, машин мало, по обочинам стоит много машин грибников. Проехали все 10 километров, всё чужое, незнакомое. Узнаваемая была только линия электропередачи, и то с трудом, теперь их стало три.
    Дыма из Шатурской электростанции нет, да и тех труб, что дымили, также нет. Стоят, слегка дымя, две высокие железобетонные трубы, раскрашенные в белые и красные полосы.
    Двигаясь по шоссе, вдруг увидели на левой стороне дороги указатель «Софриково».
    Водитель спрашивает:
    - Это та деревня, куда нам надо?
    -Не знаю, наша деревня «Софряково», тем не менее, давай повернём.
    Повернули, едем. По сторонам - стеной стоят кусты, ничего не видно. Наконец, появились в некотором отдалении какие - то постройки. Подъехали к крайнему дому, что это, совсем непонятно. У вышедшей к нам женщины спрашиваем:
    -Это как называется деревня?
    -Софряково.
    - А кто же жил раньше в этих домах?
    - Вот в этом Брусникин, в том Сидоровы.
    Я был потрясён. Приехали в совершенно неузнаваемое место. С этого места раньше была видна деревня Красное, Дылдино, леса, луга, болото. Теперь ничего не видно и всё чужое.
    Осторожно объезжая кусты, деревья, по высокой траве двинулись по направлению к противоположному концу деревни. Дороги никакой нет. Всё чужое, почти неузнаваемое. В глубине участков кое-где видны новые кирпичные дома дачников. Огородов нигде не видно.
    По наличникам окон смутно угадываются бывшие жители домов. Прежнее поколение всё ушло из жизни. Моих сверстников также нет, общаться не с кем.
    Очутившись на нашем конце деревни, я своего дома не узнал. Окружающая обстановка другая, сразу за домом Ситкиной - стена кустов, полей нет, деревень Васютино, Чукаево не видно. Мне казалось, что за кустами будут опять дома и прошел мимо своего дома, не узнав его.
    Пробыли мы в деревне всего около двух часов. Время было уже позднее, около семи часов. Обратно ехали через Ликино-Дулёво. Дорога очень хорошая. Расстояние в 40 километров проехали за один миг. На обочинах стоит много машин грибников, народ продаёт грибы прямо в лесу. Проехали Орехово-Зуево. Город неузнаваем. Высокие жилые дома, чистые улицы.
    Домой в Москву приехали около 10 часов вечера уставшие. Мои чувства были взлохмаченными, угнетенными, подавленными. Наша жизнь безвозвратно ушла навсегда в прошлое вместе со сверстниками. Конечно, всё это закономерно, но память о прошлом в человеке остаётся на всю его жизнь и увиденное сравнивается независимо от его желания.
    Таким я увидел Софряково сорок лет спустя, без гуляющих по деревне кур, протоптанных тропинок, без высокого неба над головой, широких панорам окрестностей, видимой колокольни, окружающих деревень. Всё кануло в Лету. Конечно, жизнь продолжается, но на другом уровне. Зимой в деревне во всех домах остаётся только три человека, а летом приезжает народ, но это уже другой народ, другие люди, другое поколение.

Дом Сигалёвой Анны Андреевны

Валентина Фомина

    Пройдя мимо своего дома, я услышал возглас жены:
    - Куда ты пошёл, дом то ваш вот он, ты его прошёл.
    Вернувшись и посмотрев внимательно, понял, что дом действительно, наш, но смотрит на меня, как совсем на чужого. Наличники на окнах те же, но покрашены, передняя стена стала белой, дворика не стало. Дом остался, хотя время внесло некоторые незначительные изменения. Стена со стороны Гордеевых вообще выглядит попрежнему и легко узнаваема.
    Валентины дома не было. В окне было видно, как на подоконнике на солнышке греются две кошки. Прошли в огород, обнесённый исправной изгородью. Заросли такие, как в джунглях, всё кругом заполонила слива, у бывших яблонь стволов нет, есть дикие яблоневые кусты. Какие яблони, где росли, в таких дебрях определить невозможно. Свободного пространства в огороде, практически, нет. Имеются несколько грядок с картофелем, капустой, но в таких дебрях вырастить что-либо невозможно. Там, где когда-то стоял сарай, выросла высокая берёза, широко раскинув в разные стороны свои узловатые ветви.
    Появилась Валентина. Она ходила собирать грибы в кустарник, выросший, как лес, сзади огорода.
    Прошли в дом. Входная лестница на крыльцо развалилась, всё обрушилось, ступени разъехались вкривь и вкось. Сразу возникла мысль, как бы ей помочь в восстановлении, но организовать это вряд ли возможно.
    В сенях всё осталось по старому, изменений никаких нет.
    Внутри дома изменений нет, хотя я и не ощутил, что приехал в родной дом. На меня смотрели стены, оклеенные светлыми обоями, потолок, выкрашенный белой краской, пол, покрашенный коричневой краской. Всё это было не родное, чувствовал я себя совсем чужим. Мне хотелось увидеть чисто вымытый, белый, некрашеный пол, с выступающими чуть чуть повыше поверхности досок, контурами сучков, слегка потемневшие от времени, чисто оструганные потолочные доски, а также оструганные потолочные балки.
    Рассматривая всё это, всё больше понимал, что своего, родного больше никогда не увижу и что я здесь совсем чужой. Мне было грустно и я находился, видимо, в стрессовом состоянии.
    Валя вскипятила чайник, кстати, современный. Выпили по чашке чая с тортом, по рюмке шампанского, привезённых с собой, поговорили.
    Зимой в деревне остаётся всего три человека. Тишина, глушь. Хорошо ещё, что дома живёт маленькая красивая собачка, умеющая звонко лаять. Вот она-то встретила нас так приветливо, так радостно, что на душе стало теплее.
    Иконы из иконостаса украли. Воры наведывались к ней уже четыре раза. В доме имеется в рабочем состоянии старенький телевизор и холодильник.
    Внешний вид Вали вполне удовлетворительный. Дома чисто. Всё это говорит о том, что физическое здоровье и моральный дух у неё находится на должном уровне.
    Потолочная балка, в пазах которой находятся потолочные доски, в одном месте в аварийном состоянии и требует срочного ремонта.
    От поездки на Малую Родину остались смешанные чувства, разочарованием их назвать нельзя, скорее всего, это подавленность. Почувствовал душой, сердцем, что вся моя жизнь, связанная с Малой Родиной, уже ушла, родного ничего не осталось и оснований для оптимизма впереди не имеется.
    Прошло несколько дней после поездки. Стрессовая ситуация, так сильно повлиявшая на меня, постепенно проходит и уступает место осмыслению увиденного.
    Напрашивается вывод, что так и должно было со мной произойти, это закономерно. За столь длительный срок отсутствия на Родине должны были в окружающей обстановке произойти изменения.
    Рассматривая фотографии домов, видно, что их внешний вид изменился даже к лучшему, все они выглядят опрятно, покрашены. У некоторых домов имеются ограждения из металлической сетки.
    Первоначальные ощущения заброшенности было вызвано зарослями травы и кустов на улице деревни. Объяснить это можно довольно просто. Раньше жители занимались хозяйственной деятельностью, это была необходимость, нужно было находить средства к существованию, кормить себя, обувать, одевать. Деревня была производителем селхозпродукции. Ныне всё это ушло, поселение и деревней не назовёшь, просто место для летнего отдыха. Из производителя она превратилась в потребителя.
    Изменилась психология людей. Все живут интересами своего замкнутого мирка, огороженного изгородью. Чувство сопричастности к коллективу исчезло, его выплеснули вместе с водой т.н. «преобразователи», поэтому всё кругом и заросло до неузнаваемости, а сама жизнь продолжается.

дом Петра Голованчикова

Пётр Голованчиков

    Напротив нашего дома стоит дом Петра Голованчикова. Внешне он ничуть не изменился, выкрашенные суриком стены не придают ему другой вид. Пристроенный сбоку с односкатной крышей дворик также легко узнаваем.
    Но самое главное, чего у него не стало, это прежних жителей. Дядя Петя с бородкой и кепкой, в шерстяных носках и калошах - всё ушло. Ушла из жизни два года назад Дуня. Её сын Слава живёт в посёлке Туголесский Бор. Перед воротами растёт высокая трава. Позарастали стёжки, дорожки...
Дом продан.
С фотографии далёких 50-ых годов прошлого столетия с лёгкой усмешкой смотрит сам Пётр Голованчиков - дядя Петя , как мы его в то время звали. В моей памяти он остался доброжелательным, приветливым человеком.
    Рядом с ним сидит его внук Слава. Этой моей фотографией очень дорожили. Она висела у них в доме на стене.
    Но время безжалостно, неумолимо.
    Прежняя жизнь закончилась навсегда. Но память - опора в жизни для всех живущих и её необходимо бережно сохранять.

дом Гордеевых

    На переднем плане дом Гордеевых. Дом обустроен, отделан вагонкой, ярко раскрашен, аккуратен.
    По моей просьбе вышла пожилая женщина. Всматриваясь в её лицо, я понял, что это кто- то из Гордеевых. Оказалось, это Катя. Разговаривала со мной почему-то холодно, неприветливо, сквозь зубы.
    Беседы не получилось.
    Крайний дом - бывший дом Маши Ситкиной. В настоящее время живут Бердниковы. Я их не знаю. Покосившийся дом, что остался в моей памяти, сейчас выглядит очень даже прилично.
    Когда мы садились в машину и собрались уезжать, в дом со стороны Васютино, пришла ватага молодёжи. Видимо, в этом месте с жизнью всё в порядке.

Панорама

    Панорама с домом Паршиных. Моего сверстника Петю похоронили. Его родителями были - отец Федя, мать Наталья.
    Соседний дом Тряпициных в разрушенном состоянии

дом Ивана Петровича

    Наличники на окнах показались мне знакомыми, хотя дом знакомых черт не имел. Дом добротный, территория ухоженная. В окошке, сквозь стекло было видно, кто-то в доме есть и проявляет признаки нервозности. Я знаками показывал, что прошу выйти на улицу. Приглядевшись, я увидел, что это была собака. Тем не менее, вышла сравнительно молодая женщина, приветливая, доброжелательная, спросила:
    - Вам кого надо?
    - Никого не надо. Я приехал через сорок лет домой, но никого и ничего не узнаю. Кто в этом доме жил?
    - В этом доме жил мой отец Иван Петрович, а я его дочь.
    Не отчётливо, но кое-что моя память об Иване Петровиче, или Ване Тряпицине, как его называли, сохранила. Среднего роста, крепкого телосложения, круглолицый, улыбчивый, доброжелательный, приветливый. Видимо, его народ уважал, я сужу это по косвенным признакам.
    Мне он запомнился в пору сенокоса. Ходил он с двумя косами на плече и всегда с накинутым на плечи пиджаком. Я его помню идущим с сенокоса утром и уходящем на сенокос после отдыха.
    Припоминаю также, когда он приходил ко мне консультироваться по вопросу, какого размера должен быть козырёк на крыше коровника.
    Вспомнил я отца Ивана Петровича, кажется, бывшего церковного старосту, который всегда ходил в строгом чёрном костюме, картузе. Здоровался со всеми, слегка кланяясь и приподнимая картуз.
    А Иван Петрович оставил о себе добрую память и в нашем доме, им были сделаны перегородки, которые служат до сих пор.
    Он умер в возрасте 77 лет.
    Собака оказалась охотничьей породы, симпатичная, приветливая, даже на меня ни разу и не гавкнула, только внимательно рассматривала и виляла хвостом.

Дом Брусникиных

Дом Сидоровых

    Дом Брусникиных. Помню, что это был очень жизнерадостный человек. Я всегда ходил к нему за советами, но подробностей память не удержала. Кажется, припоминаю полати, пристроенные к печке. Они, как-бы увеличивали площадь печи.
    Пожилая женщина, с кем мы разговаривали - из этого дома.
    Дом выглядит ухоженным. Она помнит, что у нас была Полина и Антонина.

    Дом Сидоровых. Был он в деревне крайним. С этого места открывалась широкая панорама, были видны деревни Красное, Дылдино. В настоящее время всё заросло лесом.

Второй дом - Чугунова

Дом Паршиной Нюры

    Эти дома знакомые, но чей дом первый - забыл. Второй дом - Чугунова, что работал трактористом.
    Когда я фотографировал, в первом доме женщина стала что-то кричать, возмущаться. В ответ женщина из дома Брусникина, ей прокричала:
    - Свои это, свои.

    Дом Паршиной Нюры. Это та женщина, которая будучи молодой, играла на гармошке, а мы ходили по деревне и пели частушки.
    Её фамилия была, кажется. Коротышева.

Дом Дудкиных

    Дом Дудкиных. Все умерли.

    Дом знакомый, но чей - не помню.

Подготовка к отъезду

    Подготовка к отъезду. Справа - Валя Фомина, далее - Татьяна Алексеевна, водитель Володя.